Ачандарец Гулариа Рауль Дикранович, 1971 г.р., отец четверых детей (двое сыновей, двое дочерей), сам единственный сын у своих родителей, Герой Абхазии, инвалид войны 2-ой группы. Он один из тех, к сожалению сегодня немногих абхазов, кто делает настоящее чистое, без добавления сахара, виноградное вино, что также говорит об его истинной, а не наигранной, исконно абхазской традиционности (в смысле Апсуара) и духовной чистоте. История же его военных приключений и самоотверженного служения родной Апсны больше чем заслуживает внимания.

 Рауль Гулария

Вот один чрезвычайно яркий, хоть и маловероятный, смахивающий на один из эпизодов всемирнолюбимой калифорнийской легенды о Зорро, но тем не менее реально произошедший с ним случай из целой чреды не менее неправдоподобных его подвигов и приключений…

   В марте 1993 года состоялась попытка наступления абхазских войск для освобождения нашей столицы. Гудаутской штурмовой ротой руководил командир батальона В.Начач, кстати, один из немногих старших офицеров, которые ходили в атаку вместе с солдатами. Активным участником этого десанта не мог не быть и, конечно, был наш Рауль. В процессе боевых действий он получил ранение в голову и серьёзную контузию, приведшую к полной потере сознания. Боевые товарищи посчитали его погибшим, и оставили в подвале одного из частных домов (напротив дома Туны Хьыба). После их возвращения Р.Гулария посмертно был представлен к высшему боевому ордену Абхазии – ордену Леона.

Однако Р.Гулариа, уже «похороненный» с воинскими почестями, сверхъестественно остался жив и, придя в себя почти через 13 дней, «очень обыкновенно», как полагается в приключенческих боевиках, взял в заложники противника, без помощи которого ему, с головой, «нафаршированной» почти  пригоршней осколков, пересечь линию фронта и преодолеть водную преграду было практически невозможно. Каким чудом ему удалось убедить «языка» не поднимать тревоги, провести через посты и помочь перейти через бурную реку – до сих пор знал только сам Р.Гулариа. А теперь будет знать и читатель «Кьараза».

    Вот, что он рассказал:

   В ночь с 15 на 16 марта мы должны были с наших позиций на Эшерской линии фронта  форсировать реку Гумисту в сторону Сухума, примерно полкилометра выше главного моста. Однако в тот вечер, когда мы спустились где-то часа в 3 ночи к речке, нам дали отбой. Ночь была очень облачной и тёмной. Когда мы поднимались уже обратно, на наших же собственных минах подорвались два наших товарища – Папба Славик и его родной брат.

Сутки мы дислоцировались на нашей стороне прямо над центральной трассой, а в ночь с 16 на 17 снова спустились вниз, но уже полкилометрами ниже, чтобы вновь форсировать Гумисту вблизи висячего моста, который существует и по сей день. Первым пошёл отряд группы разведки, в составе которого был и я. Нами руководил заместитель командира нашей роты Авидзба Фридон, или как мы ласково его звали – Камсик. Река и в ту ночь также была в разливе, очень огромной, камненесущей, мутной, и чёрной. Мы перешли её вброд и привязали к большим камням на вражеской стороне крепкую толстую верёвку, чтобы облегчить переправу тем батальонам, что шли за нами.

Где-то минут через 20 нас обнаружили. 3 грузинских ДЗОТа стали стрелять в нашу сторону… Мы были готовы к этому и огневые точки противника поразили сразу, моментально, шквальным огнём наших огнемётов и гранатомётов… В этом бою был смертельно ранен и умер на наших руках наш дорогой Камсик. Ушёл первым.

   Через 40 минут мы прорвались и захватили вражеский БМП-2 со скорострельным крупнокалиберным пулемётом. Грузины его бросили и убежали, хоть мотор вполне исправно работал, был пробит только радиатор… Мы, к сожалению, не смогли справиться с прекрасной боевой машиной, потому что не умели ей управлять. Только и сделали, что развернули башню в сторону Сухума и расстреляли всю ленту, которая была заряжена в орудие...

   Той же ночью мы через мраморный цех дошли до поворота центральной трассы, где раньше было зеркало. Чуть дальше в сторону нашей столицы, под горкой, был раньше зелёный дом, в котором жил грузин – зубной врач. Вот в его доме мы и засели. Здесь ждали подкрепления. Думали, что скоро-скоро сзади нас будут поддерживать огнём, но так ничего и не дождались. Большого наступления тогда не состоялось. Что же делать? Связи нет. Вот и пошли опять на следующую ночь в атаку вдоль дороги. Дошли до памятника, который был построен на ачандарском кладбище в честь погибших 9 апреля при событиях в Тбилиси. К тому времени у нас уже стали заканчиваться боеприпасы и питание. Сумели на этом рубеже продержаться ещё сутки. А потом, хочешь-нехочешь, на третьи сутки нам пришлось отходить. Спустились в дом против старой ачандарской школы. Снарядов у нас уже не было в принципе, патроны были считанные. Нужно было возвращаться. Я первым выбрался из нашего, хоть и ненадёжного, но всё-таки убежища… И тут весь мир как-то колыхнулся и вдруг пропал, сознание погасло… Ребята видели, что прямо передо мной упал миномётный снаряд и его осколками мне раздробило череп. Посчитав меня уже умершим, они осторожно втащили меня обратно в дом, где все мы сидели. А поскольку всем участниками мартовского наступления был дан приказ – раненых и мёртвых оставлять в укрытиях, в подвалах, погребах, где можно их спрятать, они меня в подвале и спрятали…

   Очнулся, лучше уж сказать воскрес, примерно через двенадцать-тринадцать дней, как Евангельский Лазарь*. Ориентировочно это произошло уже в самом конце, на исходе марта. Подвал разрушенного, сгоревшего дома, надёжно сохранил моё тело и изувеченную голову… Я очнулся, попытался подняться. Как ни удивительно, тело слушалось, хоть и было очень вялым и каким-то лёгким. Покачиваясь, я сделал несколько шагов, потом постепенно выбрался на свежий воздух из моей «пещеры воскресения».  На сельской полузаросшей улочке было пустынно и тихо. Где я?.. Что я?.. Как меня зовут?.. Зачем я здесь?… Памяти не было… На ветках цитрусового сада привлекательно оранжевели оставшиеся на ветках, несобранные, сочные мандарины и апельсины. Я их срывал, выжимал сок прямо в рот и пил его. Так питался весь день. На ночь заполз опять в свою «берлогу»…

   Так прожил что-то около четырёх, а может быть пяти суток. Наконец, немного окрепнув и придя в себя, вспомнил кто я и начал как-то ориентироваться. В очередной раз покинул своё убежище, как оказалось уже навсегда…Ночь была не совсем тёмной и лунный свет хорошо указывал где дорога. Тихонько, скрываясь за кустами у забора, я подошёл к ней и спрятался в канаве под мостиком. Оттуда было великолепно наблюдать что вокруг происходит. И единственным оружием, сохранившимся у меня, был мой верный, никогда не подводивший меня, пистолет с несколькими патронами…

   Вот вижу, по дороге, а уж скорее по тропе, идёт грузин, чуть подвипивший, и громко поёт песни на грузинском языке.

  Я говорю ему: «Руки вверх, бросай оружие». Медленно так, с расстановкой. Наверное труба, в которой я сидел сделала мой голос каким-то не от мира сего, таким, который нельзя ослушаться… И грузин, действительно, не разобрал ни откуда голос, ни что вообще происходит, и, остановившись, поднял руки. Я так же медленно говорю: «Снимай оружие и кидай назад!»

   И он послушно начал сбрасывать с себя оружие. Я схватил его автомат и гранатомёт, который был без снарядов. Ударил его в затылок стволом гранатомёта. Оглушил. Снял с забора кусок старой колючей проволоки. Еле-еле связал его руки сзади, пока тот был без сознания. Потом и автомат его пристроил у себя на плече поудобнее…

Когда грузин пришёл в себя и первый раз взглянул на меня, то увидел рядом с собой направленный на него ствол его же автомата и, держащее его, чудовище в камуфляжке – не то оборотня, не то фантомаса. Ведь на месте моего лица теперь застыла чёрно-коричневая бугристая грубая маска, через которую в лунном неверном свете проглядывали и сияли только глаза и зубы. Эта-то толстая кровяная корка, чудесным образом покрывшая всю мою растерзанную осколками голову, и спасла меня от смертельной потери крови и вытечки мозга, а также от неизбежного сепсиса. В госпитале её потом два часа отмачивали…

   У грузина случился естественный нервный надрыв. Затем мольба и мистический ужас в глазах:: «Не убивай! Что хочешь делай!». Я тихо ответил: «Ничего не хочу. Ты доведи меня до речки по тропе, которой мы незаметно прошли сюда через ваши позиции. Если подашь голос – застрелю. Доведёшь до речки – пойдёшь обратно». Он слегка успокоился: всё-таки его пленитель всего лишь такой же как он обычный человек… Я забрал у него документы – моим «языком» оказался Микадзе Тамаз Гиевич, лет эдак тридцатипяти-тридцативосьми, житель Старого посёлка, дома №30. Когда смотрел военный билет его и удостоверение, то узнал, что тот был заместителем командира 4 Сухумского батальона…

Мы без приключений добрались до Гумисты. Он опять говорит: «Речку переходить не буду!». Я почувствовал, что бурного водного потока мне не одолеть и снова медленно говорю ему: «Если я зайду в речку, то меня унесёт. Переведёшь речку»... Пока говорил, опустил автомат и другой рукой приставил пистолет к его виску. Он вроде бы смирился….

   Пока я цеплялся за него и садился ему на шею, сильно переживал, как бы ненароком не дёрнулся палец на курке… В общем сел я благополучно ему на плечи и мы отправились через буруны в брод… А пистолет мой по-прежнему касался его головы…

И оступиться мог мой носильщик, и камень, влекомый водным потоком легко мог его сбить, и затёкшие пальцы случайной судорогой могли спустить курок… и утонули бы мы оба, но не утонули… Моя «счастливая звезда» закатываться пока не собиралась..

   Мы вышли на берег в том месте, где на эшерской стороне Гумисты, сидел наш армянский батальон. Нам начали кричать: «Стой!.. Кто идёт… Пароль… Кто такой?.. Откуда?.. Зачем?» А я уже снова настолько ослаб, что даже голоса не имел громко кричать, а если не крикнуть, то как перекроешь клокотание речки? Мой голос, конечно, потонул в её мощном рёве. Армяне же схватили нас и как пленников обоих потащили на гору вверх… 

Когда нас увидели на родном посту, на нашей «двойке», как мы его называли, там сидело всё наше командование. Они знали в лицо меня очень хорошо, ибо видели, что воевал я не ради галочки в анкете и никогда не прятался за спины других, когда в бой шёл, и много раз в разведку ходил, и многих от смерти спас... Обрадовались. Удивлялись. Смотрели как на «выходца с того света».

   Дальше меня отправили в полевой госпиталь, а моего «языка» в Гудаутский штаб… На обмен наверное… Дальнейшую судьбу его не знаю, но всё-таки не думаю, что с ним обошлись жестоко  – всё-таки он меня спас… Хотя и поневоле…

   Потом из походного госпиталя я был переброшен в город Сочи, в 4 горбольницу, где мне сделали операцию и из головы вытащили 216 грамм металла… 

После выписки из сочинской больницы я участвовал в июльском наступлении. В группе, которой командовал Камс Тарба, мы вошли в Каман. Первым был я, во 2-ом Эшерском батальоне. Из Каман отправили в Шрому, дали 2 дня отдыха, потом отправили в Ахабюк, а последним, согласно плана, взяли большой верхний гумистинский мост на центральной трассе, где проходила моя старая линия фронта. При взятии Сухума около Совмина меня снова ранили. Жалко, победу с ребятами не встретил, не участвовал в Салюте Победы. Ну да всё равно. Победа то была наша, была в ней и моя доля…

   Вот каким образом Р.Гулариа удалось вернуться к своим за Гумисту и привести пленного. За этот подвиг командование тогда представило его, вполне «воскресшего из мёртвых», к званию Героя Абхазии…

Описанный здесь случай вполне может стать одним из многочисленных захватывающих фрагментов будущей книги, которую порекомендовал написать Герою лидер НПА Я.Лакоба, пообещав, что бремя поиска спонсора для её издания партия возьмёт на себя.

* По свидетельству немецкой Боговидицы-Евангелиста, полупарализованной Дюльменской монахини в миру Анны-Екатерины Эммерих (1774-1824) и её помощника-летописца, знаменитого в своё время поэта Клеменсо Брентано, умерший Лазарь, Друг Христа, до своего воскресения Им из мёртвых, был похоронен в пещерном, каменном склепе не четыре (как утверждают синоптические Евангелия), а 10 дней – см. книгу: А-Е.Эммерих «Евангелие день за днём», пер. с нем., М., «Новая Святая Русь», 1994 (1-е изд.), 1997 (2-е изд.)

На войне, как на войне, без приключений обходится редко. Но у Рауля Дикрановича Гулариа чуть ли не каждый день был связан с большими и малыми приключениями. И может потому и с фотографиями с мест боевых действий, в которых он принимал участие получилось весьма туго.

АЙУДАРШЬЫГА

   Айударшьыга - деревянная фасолемешалка у абхазов, именно так называл Рауль военный вертолет во время войны. Хорошее сравнение, если учесть, что кружащий над позицией вертолет, в считанные минуты мог превратить всю позицию, в "фасолевое пюре". Сам же Рауль удачно "охотился" на "фасолемешалки" при помощи своего верного друга, гранатомета. Превращая уже сам вертолет в то самое "фасолевое пюре". Так и перекочевало прозвище, придуманное им, от вертолета к самому Раулю. Рауль -  Айударшьыга.

  Своё первое ранение Рауль получил 7 октября 1992 г. во время атаки вражеского военного вертолёта. Это было тяжелое ранение осколок от авиационной бомбы попал в позвоночник и там застрял (всего Рауль имеет пять (!) ранений: три в голову (одно пулевое, два осколочных), плюс сквозное пулемётное ранение в ногу, и это ранение пзвоночника). Грузинский "летающий крокодил" атаковал позицию абхазов. Во время атаки вражеского военного вертолёта, весь личный состав батальона залёг в блиндажах и окопах. Боевая машина всё кружила и кружила над позицией, свинцом поливая всё вокруг и не давая бойцам даже голову приподнять. Бесстрашный ачандарец Рауль – Айударшьыга вышел на очередной поединок с «летучим крокодилом» с любимым его грозным оружием – гранатомётом, которым он владел как искусный художник… Не обращая внимания на ад, который творился вокруг него, он быстро, пригнувшись, выбежал из укрытия. Нужно было, во что бы то ни стало, добраться до приглянувшейся ему маленькой высотки. Звук налета оглушал, поднятая в высь земля стояла над позицией плотным пыльным туманом. Наконец он добрался до нужной высоты и сделал один за другим три прицельных выстрела…

   Не заметил он только, как откуда-то сбоку, на помощь вертолету вывернулся военный самолёт и сбросил на него бомбу, напоминание о которой до сих пор хранится у него в позвоночнике. Вертолет и самолет против одного бойца. Он остался жив. В этот раз он не смог сбить изрядно всем надоевшего «летающего крокодила», однако прогнал его надолго…

А потом был госпиталь и отпуск, и приключение мартовского наступления, которое и породило описанную выше одну из многочисленных легенд нашей Отечественной войны.

   Жена Р.Гулариа Иза Патхвариа вскоре после окончания войны подарила ему сына-первенца. Но родился тот незрячим… «на почве стрессов военного периода» по заключению учёных-окулистов. А как оно было на самом деле?

Р.Гулариа со своим старшим сыном Данилом